Буддизм

Будда. История и легенды - Томас

Полностью - тут:

Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь чтобы видеть ссылки.

Эдвард Томас
Будда. История и легенды

Будда: «если бы мне пришлось наставлять в Учении, а другие не понимали бы его, это стало бы для меня скукой и томлением.»

Буддизм и христианство
Уже во времена святого Иеронима проявилась тенденция к сравнению жизни Будды с евангельской историей.
Ван ден Берг обнаруживает пятнадцать заслуживающих обсуждения параллелей к евангельским эпизодам.

Нет необходимости обсуждать взгляд, согласно которому нирвана означает угасание личности.

В изложенном в «Дигха‑никае» предании об Амбаттхе говорится о происхождении самих шакьев.
Шакьи же полагают своим предком царя Оккаку. Давным‑давно царь Оккака, чья царица была мила и дорога ему, пожелал передать царство ее сыну и изгнал старших принцев (сыновей другой жены) Оккамукху, Караканду, Хаттхинику и Синипуру из царства. После изгнания они жили на склонах Гималаев у берегов лотосового пруда, где находилась большая роща деревьев сака. Они, опасаясь нарушить чистоту рода , женились на своих сестрах. Царь Оккака осведомился у министров в своей свите, где теперь обитают принцы. «О царь, на склонах Гималаев, у берегов лотосового пруда, есть большая роща деревьев сака. Там теперь живут принцы. Они, опасаясь нарушить чистоту рода, женились на своих сестрах». Тогда царь Оккака промолвил такие пылкие слова: «Поистине достойные (шакья) принцы, в высшей степени поистине достойные принцы» . С этого времени они известны как шакьи. Оккака и есть предок племени шакьев.

необычной особенностью является женитьба четырех изгнанных сыновей на своих сестрах; параллельно этому в «Джатаке» Рама женится на своей сестре Сите.


Все варианты предания о рождении Будды основываются на представлении о том, что он был царским сыном. Однако общепризнанно, что это не исторично.
Действительно, мы находим места, где просто говорится, что Будда принадлежал к знатному роду кшатриев и в его роду насчитывалось семь поколений чистокровных кшатриев и с материнской, и с отцовской стороны. Однако там нет информации об именах и событиях, связанных с его рождением. Только в легенде о его царском происхождении мы находим упоминания имен его родителей, и остается открытым вопрос: оправдано ли выделение в ней внешне правдоподобных фрагментов? Не является ли все предание о происхождении Будды позднейшим вымыслом, в который добавлены не только имена его дядей и кузенов, но и имена его жены и родителей?

Нижеследующую историю о зачатии и рождении отличают две черты. Этот рассказ есть и в самом Каноне, и в позднейших текстах, и, следовательно, мы располагаем примером старейшего свидетельства. Во‑вторых, всю эту историю сравнивали с чудесным рождением в Евангелиях, и она составляет один из элементов проблемы исторических отношений между буддизмом и христианством.
...
Когда Бодхисатта вселяется в свою мать, в ней не возникает чувственных мыслей о мужчинах, мать Бодхисатты не может поддаться страсти никакого мужчины.

Затем следует рассказ о землетрясении и перечень явленных в это время тридцати двух знамений. Первое из них — это великий безграничный свет; и, будто жаждая созерцать его славу, слепые прозревают, глухие слышат, немые говорят, у калек выпрямляются члены, хромые идут, огонь во всех адах потухает.
И «Лалитавистара», и «Махавасту» говорят, что Бодхисатта вышел из ее правого бока, и специально добавляют, что ее правый бок казался неповрежденным.
Самые старые повествования о родословной Будды, видимо, не предполагают, что его рождение было в чем‑то необычным. Там просто говорится, что и со стороны матери, и со стороны отца семь поколений его предков были благородными. По более позднему преданию, он родился не так, как другие люди, причем его отец не имел к этому никакого отношения. Это не непорочное зачатие в полном смысле слова, но мы можем говорить о партеногенезе в том смысле, что Суддходана не был его родителем. Согласно «Лалитавистаре», во время праздника середины лета Майя подошла к царю и попросила его о благодеянии: «О властелин людей, не желай меня... Да не покажется тебе недостойным, о царь; позволь мне долгое время соблюдать нравственные обеты».
Делалась попытка обнаружить доктрину непорочного зачатия в «Махавасту»: «Даже и в мыслях они (то есть матери бодхисаттв) не имеют никакого плотского сношения со своими супругами». Но в действительности в тексте сказано: «Даже в мыслях не возникает в них страсти (рага) к какому‑либо мужчине, начиная с их мужей».
Именно в этой истории А.Дж. Эдмунде предлагает видеть индийское влияние на христианство. Он соотносит это со словами евангелиста Луки (i, 35): «Дух Святый найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя». Достаточно ли они похожи друг на друга, чтобы навести на предположение о том, что евангельский рассказ представляет собой искаженное заимствование индийского? Окончательно оценить эту проблему можно тогда, когда будут приняты во внимание другие, более примечательные параллели.

В день рождения Бодхисатты мудрец (риши) по имени Асита, «черный», живущий в Гималаях, замечает богов неба Тридцати трех, веселящихся в небе, и спрашивает, чему они так рады. (Когда родился Бодхисатта, Асита созерцал множество замечательных чудес: боги в небесном пространстве славили имя Будды, одежды их развевались, и они проносились туда и сюда, ликуя.) Они рассказывают ему, что Бодхисатта родился в мире людей и что он повернет Колесо Учения.
//« В самый день (его рождения) боги веселились в небесах Тридцати трех, радуясь и потрясая одеждами, и говорили: «В городе Капилаваттху у царя Суддходаны родился сын. Этот мальчик сядет на место просветления и станет Буддой». //
Асита идет к жилищу Суддходаны и просит, чтобы ему дали посмотреть на мальчика. Шакьи показывают ему ребенка, он восторгается и ликует. Распознав в нем признаки великого человека, Асита провозглашает: «Велик он, наивысший из людей». Затем, вспоминая о своей смерти, он плачет, и шакьи с беспокойством спрашивают его, не будет ли беды для мальчика. Асита отвечает, что он не видит ничего вредного для мальчика: он достигнет просветления и будет проповедовать Учение; но Асита расстраивается, поскольку его собственная жизнь коротка и он не сможет услышать проповедь Учения.
И он выдохнул такие торжественные слова: «Поистине замечателен сей человек, явившийся в мир».
Это общее изложение, вероятно, старейшей версии истории Аситы, буддийского Симеона, представленной в «Налака‑сутте» «Сутта‑нипаты».
Не только Зейдель и Эдмунде, но и Пишель видят в этой истории оригинал истории о Симеоне (Лк., ii: 22—32). Различий между ними, говорит Пишель, меньше, чем соответствий. Эдмунде также упоминает о явлении ангелов пастухам (Лк., ii: 8—15) в качестве параллели к богам, резвящимся в небе.


В рассказе из «Ниданакатхи» сначала не говорится, каким именем нарекли младенца, но впоследствии там употребляется имя Сиддхаттха. В «Лалитавистаре» его имя Сиддхартха, «тот, чья цель совершенна»; но в позднейшем источнике и в «Махавасту» обычно используют имя Сарвартхасидцха — «тот, кто добился всех своих целей». Между этими двумя формами нет реального противоречия, поскольку обе значимы и несут один и тот же смысл, и модификация вполне понятна.
Для учеников было естественным называть просветленного Будду таким титулом. Конечно, можно предположить, что простой эпитет превратился в собственное имя, что и легло в основу вариаций рассказа о наречении имени.

Самый яркий пример разногласий в преданиях, посвященных одному событию, можно видеть в четырех разных интерпретациях единственного фрагмента Писаний. В «Маджджхиме» Будда, описывая аскезу, которой он предавался перед просветлением, рассказывает, как он вспомнил, что в то время, когда его отец шакья работал, он сидел в прохладной тени дерева сизигии и достиг первого транса. Когда это произошло и какой работой занимался его отец? ...
Мальчика оставили на ложе за ширмами под деревом сизигия. Когда няньки отлучились, он сел с перекрещенными ногами, тренируя вдохи и выдохи, и достиг первого транса.

«...Так бывает с тем, кто пребывает бдительным, напряженным и решительным.»
Самая замечательная особенность этого повествования — полное отсутствие какого‑либо упоминания об искушении Марой. Не говорится даже о знаменитом дереве, под которым было достигнуто просветление (бодхи) .

В заключение Будда заявил, что «все, кто сейчас или после моей смерти станет жить, находя убежище в себе самих, утешение в себе самих и больше нигде, достигнут предела темноты (перерождения)».
«Подвержены распаду сложные вещи, усердно стремитесь». Таковы были последние слова Татхагаты.

 

Нагарджуна - Семьдесят строф пустотности

Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь чтобы видеть ссылки.

[СЛОВО ПРОСВЕТЛЕННОГО И ДВЕ ИСТИНЫ]
[ПУСТОТНОСТЬ И БЕССАМОСУЩНОСТЬ ВСЕГО]

Существование не имеет возникновения, так как оно [уже] есть.
Несуществования вообще нет, так как оно отсутствует.
Бытия и небытия нет в силу их противоречивости.
Поскольку нет возникновения, постольку нет ни пребывания, ни угасания.

[ВЗАИМОЗАВИСИМОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ НЕ УСТАНОВЛЕНО]

Нет ни вечности, ни невечности,
Нет ни самости, ни несамости, нет ни страдания, ни наслаждения.
Нет ни чистоты, ни нечистоты,
Ибо неправильны [эти четыре вида] лжевоззрений.

[Автокомментарий]. Ибо невечное есть отсутствие вечного. Если нет вечного, тогда невозможно и существование его противоположности - невечного. Остальное рассматривается таким же образом. Именно поэтому неправильны и лжевоззрения [о них].

Если они неправильны, тогда нет и незнания,
Которое порождается [этой] четверкой лжевоззрений.
Из-за отсутствия [незнания] нет и созидающей силы,
Подобно которой не существуют и остальные [звенья цепи].

[Автокомментарий]. Поскольку неправильны эти лжевоззрения, нет и незнания. Из-за отсутствия незнания не действует и созидающая сила. Точно так же и остальные [звенья цепи].

[СПОР С ВАЙБХАШИКАМИ ОТНОСИТЕЛЬНО САМОСУЩЕГО,
СУЩЕСТВОВАНИЯ И НЕСУЩЕСТВОВАНИЯ ОСОБИ]

[СПОР О ТОЛКОВАНИИ НИРВАНЫ]

[ОБ ОПРЕДЕЛЯЕМОМ ОБЪЕКТЕ И ОПРЕДЕЛЯЮЩЕМ СВОЙСТВЕ]

[НЕСУЩЕСТВОВАНИЕ ВРЕМЕН И ВСЕГО ОСТАЛЬНОГО]

[Автокомментарий]. Здесь говорится о возникновении того, что уже возникло, а также о его невозникновении. Ибо нет возникновения того, что уже возникло. - Почему? - Исходя из понятия "возникновение". Точно так же нет возникновения у того, что еще не возникло, опять-таки в силу понятия "невозникновение". Если у того, что возникло, есть пребывание, то оно либо пребывает, либо не пребывает. Но ведь неверно, что пребывание есть у пребывающего, исходя из понятия "пребывание". Точно так же у непребывающего нет пребывания. - Почему? - В силу понятия "непребывания".
Теперь об угасании уже угасшего или об угасании еще не угасшего. Оба предположения нельзя признать.
Итак, в соответствии с последовательностью [проведенного] аналитического рассмотрения составная дхармо-частица не может возникнуть, поэтому ее нет. Вследствие несуществования составной дхармо-частицы нет происхождения и у несоставной дхармо-частицы.

[Любая] составная и несоставная [дхармо-частица] не является
Ни множеством, ни единицей, она ни есть, ни не-есть,
Ни есть и ни не-есть одновременно.
Ко всему остальному нужно относиться так же.

[Автокомментарий]. При внимательном рассмотрении составная, несоставная или другая дхармо-частица не является ни множеством, ни единицей, и неверно, что она есть или ее нет либо что она есть и нет одновременно. Если такие способы решения применять ко всем [спорным проблемам], то получатся такие же результаты.
[В строфе] сказано, что все без исключения дхармо-частицы охватываются таким анализом. "Все" здесь означает "без остатка". Собрание всех этих видов [дхармо-частиц] должно быть проверено.

[НЕ СУЩЕСТВУЕТ НИ КАРМЫ, НИ ЕЕ НОСИТЕЛЕЙ]

[Возражение оппонента мадхьямики]:
Ведь Благодатный Учитель поведал, что деяние существует,
Что деяние совершается самолично особью.
Что деяние имеет соответствующий плод
И деяние [с плодом] не исчезают.

[Ответ Нагарджуны]:
Сказано, что деяние бессамосущностно,
Что оно не производится и [потому] не уничтожается.
Оно считается произведенным только из-за привязанности к собственному Я.
Но такого рода производство является всего лишь вымыслом.

[Автокомментарий]. Поскольку сказано, что деяние лишено самосущего, постольку оно не производится и [потому] не уничтожается. Ведь [представление] о деянии возникает из-за привязанности к собственному Я. В силу этой привязанности [кажется], что деяние совершается, но это всего лишь примысливание.

Если бы деяние обладало самосущим,
То тогда сотворенное им тело было бы вечным.
Деяние производно от омрачений.
Силы и влияния прежних деяний производятся омрачениями и поступками.
Тело произведено деяниями.
Три [названных понятия] пусты с точки зрения [идеи] самосущего.

[Автокомментарий]. Поскольку деяние осуществляется благодаря причинам, заключающимся в омрачениях, и поскольку силы и влияния от прежних деяний производятся омрачениями и поступками, и поскольку тело тоже произведено деяниями, постольку три [названных понятия: деяние, силы и тело] пусты с точки зрения [идеи] самосущего. Таким образом,

Поскольку деяние не существует, постольку нет и деятеля.
Поскольку и эти оба не существуют, постольку нет и плода [деятельности].
Если же его нет, то нет и вкушающего [плоды].
Следовательно, из-за отсутствия существования [все они] лишены [самосущего].

[Автокомментарий]. Таким образом, деяние не существует. Тогда, согласно рассмотрению в соответствии с доводами разума, разве возможно признать самосущее у плода? По причине отсутствия деяния не может быть и деятеля. Значит, если нет ни деяния, ни деятеля, то нет и плода. Если нет плода, то нет и вкушающего плод. Следовательно, они все лишены [самосущего].
Далее.

Кто видит пустотность деяния,
Тот благодаря подлинному знанию не имеет кармы.
Если же кармы нет, то не существует
И [все то], что возникало из деяний.

[Автокомментарий]. Благодаря постижению высшей реальности видишь, что деяниям свойственно отсутствие самосущего. Тогда благодаря подлинному знанию постигаешь, что кармические деяния не смогут больше воспроизводиться. Если же нет кармы, то что же должно произойти со всем тем, что из нее возникало? Все то не имеет происхождения.

Точно так же деятель подобен чудотворному индивиду,
Деяние же подобно тому, что [якобы] созидает этот чудотворный индивид.
С точки зрения самосущего все это пусто, несущественно
И является только как [плод] воображения.

Ум зрительного восприятия не является
Ни цветоформой, ни органом зрения, ни чем-то средним [между ними].
Зрительный образ, [возникающий в сознании], есть обман,
Ибо он зависим от зрения и цветоформы.

[Автокомментарий]. Если проанализировать, то он не является ни органом зрения, ни цветоформой, ни чем-то средним [между ними]. Следовательно, когда орган зрения и цветоформа взаимосвязаны, тогда возникает некий зрительный образ, который есть обман [с точки зрения высшей реальности].

Орган зрения не в состоянии увидеть сам себя.
Как же он мог бы увидеть цветоформу?
[Следовательно], орган зрения и цветоформа лишены самости.
По поводу остальных опор восприятия [можно сказать] то же самое.

Если исходить из идеи самосущего, то орган зрения пуст,
Так же пусто существование другого [субъекта восприятия].
Точно так же пуста и цветоформа.
Как и остальные опоры восприятия.
Так же пусто существование другого [субъекта восприятия]. По отношению к органу зрения это другое есть [его] осознание.
Исходя из идеи единого есть только ум [зрительного восприятия], обладающий собственной сущностью, а цветоформа не обладает собственной сущностью и является внешней по отношению к тому, кто ею наслаждается.

"Поскольку все существования не имеют самосущего
[И это значит, что его нет] ни в причинах, ни в условиях,
Ни в наличии их всех в совокупности или порознь,
Постольку есть только пустота".
"Пустое" - это "невоспринимаемое" [в подлинном состоянии сознания].
Орган зрения пуст в силу учения о взаимозависимом происхождении. Следовательно, доказано, что орган зрения зависим. Поскольку установлена его зависимость, постольку нельзя установить его самосущее. Поэтому орган зрения пуст исходя из идеи самосущего.

Поскольку осознание не возникает вне зависимости от познаваемого,
Постольку ясно, что осознание не является сущим.
Из-за того, что не-сущим является и знание, и познаваемое,
Значит, [в абсолютном смысле] нет и того, кто познает.
[Автокомментарий]. Осознания нет, потому что его возникновение зависит от познаваемого. Значит, его нет [с точки зрения самосущего]. Вследствие несуществования осознания и познаваемого нет и того, кто познает.

[ПУСТО ЛЮБОЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ]

Поскольку страсть - это то, что испытывает некто в отношении некоего объекта, и к нему же он может испытывать и ненависть, и тупое неприятие, постольку страсть, ненависть и невежество возникают от воображения.
Далее. Ведь воображение не существует [в абсолютном смысле], значит, страсть, ненависть и невежество возникают благодаря некому воображению, кое не есть высшая реальность. Почему?

Поскольку [реально] не существуют те воображаемые объекты,
То если они отсутствуют, что же такое есть воображение?
Поскольку они оба порождаются условиями,
То с точки зрения высшей реальности воображение и воображаемое пусты.

[Автокомментарий]. Что подлежит воображению, то [реально] не существует. Если же нет воображаемого, то каким будет воображение? Вследствие того что воображение возникает благодаря [определенным] условиям, с точки зрения идеи самосущего оно пусто. Итак, воображение пусто с точки зрения самосущего.

[ВЗАИМОЗАВИСИМОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ]

Что порождается в зависимости от того или этого,
То не существует, когда нет того или этого.
[Взгляды] о существовании и несуществовании, о влиянии прежних деяний и об их невлиянии
[Нужно] умиротворить, т.е. прекратить [ими] волновать [сознание].

[Автокомментарий]. Что порождается в зависимости от другого, существование того основано на том [другом]. Коль нет другого, то нет и того. [Взгляды] о существовании и несуществовании [нужно] умиротворить; [взгляды] о влиянии прежних деяний и об их невлиянии также [нужно] умиротворить, т.е. прекратить [ими] волновать [сознание].

Существования, порожденные причинами и условиями,
Суть вымышленные с точки зрения высшей реальности.

[Автокомментарий]. Т.е. [вещь], существующая во взаимозависимости, которая якобы имеется [в восприятии], которая якобы видится, которая якобы познается и которая [на самом деле] выдумывается.

В состоянии видения высшей реальности, когда постигнуто,
Что существование есть пустота, тогда нет неведения.
Ибо это [состояние означает] прекращение неведения.
Поэтому в этом [состоянии] перестают действовать и 12 звеньев [цепи].

[Автокомментарий]. Поскольку, согласно анализу, [дхармо-частицы] сил и влияния прежних деяний являются подобными иллюзии, миражу, небесному граду гандхарвов, постольку они суть пусты в отношении самосущего, что познается в состоянии подлинного знания. Следовательно, неведение не возникает, оно полностью прекращает действовать. Поэтому прекращается действие и 12 звеньев цепи взаимозависимого происхождения.

С точки зрения идеи самосущего нет ни существования,
Ни какого бы то ни было несуществования.
Существование и несуществование,
Будучи производными от причин и условий, суть пусты.

[Автокомментарий]. С точки зрения наивысшей истины, а также на основании исследования никакого существования нет, если придерживаться идеи самосущего. Так же нет никакого несуществования. Существование и несуществование производятся причинами и условиями - вот почему они пусты.

Мирское установление, что "это возникает
В зависимости от того", не отвергается.
Но что возникает в зависимости, то лишено собственной сущности, а потому
Как же оно может быть? Вот о чем нужно думать.

Когда воистину постигнуто, что это [миропроявление] есть взаимозависимость,
Тогда полностью устраняется сеть лжемнений,
Искореняются страсть, ненависть и невежество.
Тот, кто [постиг это], будучи незапятнанным, войдет в нирвану.

КОММЕНТАРИЙ К "СЕМИДЕСЯТИ СТРОФАМ О ПУСТОТНОСТИ"
СОЗДАН УЧИТЕЛЕМ БЛАГОРОДНЫМ НАГАРДЖУНОЙ.

Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь чтобы видеть ссылки.

Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь чтобы видеть ссылки.

Иконография Нагарджуны не слишком-то распространена:

Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь чтобы видеть ссылки.

Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь чтобы видеть ссылки.

Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь чтобы видеть ссылки.

Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь чтобы видеть ссылки.

 

Плата за фильм смертью

Единственная проблема в том, что с концом фильма кончится и отождествившийся с его героем зритель.
Экран в этой метафоре долговечней, а сноп света проектора - вечен.
Но для усилия по отдиранию восприятия от происходящего на экране, нужно либо потерять интерес к фильму, либо не желать исчезнуть с его окончанием.
А можно разделять общую уверенность, что это участь всех персонажей и героев фильма; и иначе никак невозможно.
Тогда можно расслабиться и досмотреть фильм до конца. Своего конца.
В то же время, осознав себя не киногероем, а экраном, можно наслаждаться фильмом гораздо полнее.

Да. И Бог - это тоже смерть.
(перевод: Если нирвана - смерть, то Бог это тоже смерть. Все, что можно сказать про нирвану, можно сказать и про Бога. Но не наоборот )

 

Секреты медитации: спокойствие и прозрение - Кхантипало Бхикку (Лоуренс Миллс)
супербук

Спокойствие и прозрение - Кхантипало Бхикку

Введение
Для чего нужна медитация?

...Воспользуемся другой метафорой: когда люди обладают какой-то сложной машиной, которая к тому же дорого стоит, они тщательно ухаживают за ней, чтобы она не испортилась. Ум-сердце, или «читта» на языке Будды, бесконечно более сложен, чем самые сложные машины; и он требует хорошего ухода, если мы хотим, чтобы он правильно работал. Он также более драгоценен и заслуживает того, чтобы каждый день уходу за ним посвящали некоторое время. Такой уход обеспечивает бесперебойную работу, а это означает уменьшение страдания.
Все эти метафоры: хорошая пища для ума, его купанье, лекарства для лечения и уход за ним для поддержания его в полном порядке — все они указывают на внимательность и медитацию.

Кому хочется быть несчастным? Кто не желает счастья? Но одно лишь хотенье или желание не уменьшит страдания, не приведет к возрастанию счастья. Эти цели достигаются только при помощи внимания, обращенного на ум, ибо эти оба фактора, вызывающие два состояния: счастье и несчастье, — находятся именно здесь. Ни горе, ни счастье не возникают без причин; они не могут существовать, если для них нет причины. Мудрый человек знает эту истину и действует таким образом, чтобы создавать только причины для счастья — своего собственного и других. Наша книга объяснит, как это сделать, следуя стиху учения Будды, получившего название «сердца буддизма»: «Неделанье зла, достижение добра, очищенье своего ума – вот учение просветленных». (Дхаммапада, 183).

При отсутствии страстных желаний мы переживаем так называемое «уединение без обладания», когда более нет никакой привязанности к уму, к телу, к существованию, к повторному рождению; мы ничем не владеем, потому что более нет никакого «я».

Будда, а также монахи и монахини ели все, что им попадалось, и пользовались этой пищей в качестве лекарства, чтобы лечить такую болезнь, как голод. Известно, что Будда ел мясо и разрешал есть его монахам, но при условии, что никто из них не видал, не слышал и не подозревал, что животное убито специально для них.
Относительно домохозяев Будда не устанавливал никаких правил; у них есть деньги, и они могут купить то, что им нужно. Здесь уместно вспомнить, как предмет пищи проникает в каждую популярную религию и зачастую занимает в ней важное место благодаря «пирам» и «постам». Будда не хотел, чтобы его учение стало «погоней за едой».
Вообще говоря, чем сильнее развиты сострадание и любящая доброта, тем меньшую привлекательность имеют те виды пищи, которые включают в себя убийство животных. Но тут необходимо тщательно следить за тем, чтобы вегетарианец не указывал на других осуждающим перстом: это будет лишь отвращением (доша) — вторым из трех корней нездорового образа жизни. Существуют особые отношения к пище, долженствующие подчеркнуть нашу святость в сравнении с другими; но никто не становится более святым в силу того, что ест или не ест какую-то пищу. Надлежит быстро пресекать самую мысль об этом, лишь только она возникнет, поскольку она являет собой чистую гордость; отсекая ее, мы освобождаемся от третьего нездорового корня — от заблуждения, или моха.
В ходе истории в уста Будды были вложены слова, весьма сильно защищающие вегетарианское питание, так что некоторые буддийские группы, главным образом в Китае и Японии, придерживаются строго вегетарианской пищи. Мудрость Будды становится очевидной, если мы примем во внимание условия Тибета и Монголии, где буддисту-вегетарианцу во время зимы пришлось бы очень нелегко!

Нельзя не согласиться с тем, что легче тренировать тело, нежели ум; этот факт, по всей вероятности, объясняет популярность экспериментов с питанием и хатха-йогой. Когда время ограничено, большую его часть нужно отдать медитации, а упражнения ограничиваются несколькими позами для расслабления тела или освобождения его от напряжения.
При чрезмерной практике хатха-йоги появляется склонность гордиться своим телом, что является не преимуществом, а препятствием. Способность производить с телом разнообразные манипуляции как будто отвлекает людей от корня многих проблем — от ума.
(Здесь «дхаммы» суть психо-эмоционально-физические события малой длительности).
..Будда упоминает четыре позы для медитации: ходьбу, стоянье, сиденье и лежанье.

Поза

Подчеркнем первый пункт: медитирующий должен чувствовать удобство в любой из этих поз, а также и в той позе, в какой он сидит. Нет ничего хорошего в том, чтобы мучить себя. Примите какую-нибудь сидячую позу, при которой туловище остается выпрямленным, но без напряжения; нужно держать спину прямой и следить за тем, чтобы мускулы не оказались напряженными. Надо хорошо уравновесить голову на теле, слегка наклонив ее вперед.
Вообще нет какого-нибудь особо важного метода укладки рук, они просто должны быть расслаблены.
Тело выпрямляется вполне естественно вместе с достижением глубокой сосредоточенности, в результате которого наступает освобождение от напряжения. Нет ничего хорошего в том, чтобы делать чрезмерный упор на позу, ибо это означает поместить повозку перед лошадью! Если всегда чистить и полировать повозку, мы будем слишком заняты и не сможем запрячь лошадь.
Усевшись в наиболее удобной позе, которая способствует бдительности, следует сохранять спокойствие. Медитирующий должен походить на массивную глыбу, поставленную на ровном месте. Когда мы прочно заняли такое положение, хорошо принять решение: «Я не шевельнусь в течение всего периода этой медитации!» Если мы движемся, сосредоточенность расстраивается, и мы оказываемся опять на том месте, откуда начали. Если по вашему лицу ползет муха, если случайный москит ищет себе еду, не двигайтесь! Если у вас болят шея, спина или колени, не двигайтесь! Если возникают мысли, вызывающие возбуждение, не двигайтесь! Всегда сидите неподвижно до конца установленного вами для медитации периода времени.
Мириады мыслей, побуждающие нас двигаться, суть всего лишь беспокойства и тревоги. Когда происходят эти явления, следует отмечать их таким образом и ничего не предпринимать по отношению к ним. Если они продолжаются, тогда они могут стать центральным предметом внимательности до самого своего исчезновения. Медитирующий не боится незначительной боли, потому что он культивирует сильный и прочный ум, героический и охотно встречающий лицом к лицу неприятные вещи.

Три убежища

Хотя много людей занято практикой медитации, лишь малое их число имеет прочное убежище в собственном сердце; а это единственное место, где можно найти мир и безопасность. Даже самое возвышенное понятие о « Боге», если о Нем думают как о чем-то внешнем, нельзя назвать надежным и наивысшим убежищем.
Надежное и наивысшее убежище можно найти в собственном очищенном сердце, а сердце можно очистить только при помощи медитации. В той мере, в какой он практикует медитацию, медитирующий может найти в своем сердце некоторую умиротворенность; он обнаружит там некоторое тихое место, куда способен удалиться. Однако такая умиротворенность может быть нарушена переменой во внешних условиях или каким-нибудь эмоциональным кризисом.
Единственное надежное и непоколебимое убежище основано на мудрости, развитой благодаря медитации полное отсечение трех корней нездоровья (алчность, отвращение и заблуждение). Когда они отсечены, когда для них не осталось возможности пускать новые побеги, тогда налицо надежное убежище. Когда эти корни не имеют более никакой власти над сердцем человека, как может оно после этого быть охвачено тревогой? Лишь одно это состояние может быть названо надежным убежищем.

Будда учит нас не верить; он говорит, что существенно важна практика, медитация.
путь Будды содержит наставления о том, как выйти за пределы самих себя, как разрушить привязанность не только к мирским предметам, к особым состояниям медитации и небесным наслаждениям, но также и к тому, чтобы «оставаться буддистом». Только тогда, когда люди добьются конечного прозрения и станут просветленными, их убежище окажется надежным и непоколебимым. Парадоксальным образом такой человек не имеет особой привязанности к «буддизму». Будда называет таких людей «неверующими»; у них нет ни веры, ни верований; они обладают знанием благодаря проникновенной медитации прозрения. Тот, кто верит, все еще не знает.
«Человек, который не верует и знает несозданное, разорвал привязанности, положил конец случаю, отказался от желаний, — поистине благороднейший человек». (Дхаммапада, 97).
Комментарий поясняет: подобный человек не имеет верований, не верит ни во что, потому что сам знает несозданное, ниббану. Он отсек все привязанности и разорвал оковы; его называют героем вследствие его бесстрашных усилий и неустрашимого сердца. Он разрушил все случайности, во время которых может быть создана вредная и полезная камма; архат не создает каммы, так как не обладает представлением о «я»; он изверг из себя все желания, даже благие; он остается полностью лишенным желаний.

Будда:
«Сидящего безмятежно у корней священного бодхи,
Победившего Мару и ряды его полчищ,
Пришедшего к самбодхи [3] — обладающего безграничной мудростью,
Высочайшего во вселенной — такого Будду я почитаю».
Этот перевод традиционного стиха пали говорит нам достаточно многое о Будде и потому может быть использован для описания убежища в Будде. Во-первых, его рисуют сидящим под деревом просветления, бодхи; таким образом, здесь подчеркивается тот факт, что Будда — родился, вырос и достиг просветления как человек, своими собственными усилиями, показав, что подобное достижение возможно и для других людей, если бы он был божеством, в достижении просветления не было бы ничего удивительного, поскольку Бог и божества, согласно теистическим религиям, легко способны совершить многое. Нас вдохновляет то, что он показал нам путь к достижению также наивысшего совершенства в этой самой жизни, если мы сделаем усилие.
Различные мнения и рассуждения фактически являют собой часть наступающих рядами полчищ Мары (букв, «разрушителя»). И эта победа не была дарована Будде каким-то высшим существом; она явилась результатом его собственных усилий, а потому и называется самбодхи, т.е. самостоятельным просветлением.
Свое просветление Будда описал многими различными способами; в одном из таких описаний он отрицал обладание всезнанием, т.е. знанием всего сразу; однако он подтвердил, что, на какой бы предмет ни был направлен просветленный ум, он может познать этот предмет полностью. Таким образом, выражение «бесконечная мудрость» надо понимать в том смысле, что для Будды все было доступно познанию, хотя что-то из этого знания оказывалось бесполезным для практических целей.
чем больше мы практикуем дхамму, тем более находим Будду в своем собственном сердце. Когда все аспекты дхаммы развиты полностью — добродетель, медитация, мудрость, — тогда здесь же налицо и Будда. Как сказал он сам: «Видящий дхамму видит меня; видящий меня видит дхамму». Убежище в Будде становится более прочным по мере того, как все более и более познается дхамма при помощи прямого переживания.

Дхамма:
Благородный Путь из восьми частей, везде пригодный для людей,
Которые ищут свободы, — прямой путь,
Эту тонкую и неуловимую дхамму, обеспечивающую мир,
Уводящую от дукха — эту дхамму я почитаю».
Дхамма — это убежище для каждого человека, потому что она обеспечивает ему безопасность. Слово «дхамма» происходит от корня «дха», означающего «стоять твердо», «быть устойчивым», «держаться». Следовательно, тот, кто занимается практикой, поддерживается дхаммой; такой человек утвердился в добродетелях сердца; его нельзя потрясти, поскольку он опирается на мудрость и понимание. Добродетель создает убежище, потому что при практике пяти заповедей мы избегаем неуверенности, возникающей вследствие их нарушения. Медитация также представляет собой убежище, спокойное и мирное место внутри нашего собственного сердца, которое не потрясут никакие несчастья и тревоги. А мудрость — это основа высочайшего убежища, поскольку она разрывает структуру, составленную из психических состояний заблуждения. Тогда солнце мудрости освещает все сердце, и в нем нигде не остается темноты. Таким образом, дхамма есть убежище для каждого человека независимо от того, в какой мере он ее практикует — много или мало. Однако в большей степени она становится убежищем для тех, кто практикует ее больше, и становится совершенным убежищем для практикующих ее до конца.
Некоторым людям не нравится слово «убежище». Но в «убежище» следует видеть безопасное место, такое место, какое этот преходящий мир не предлагает «где-то там». Лишь благодаря старательному культивированию можно найти безопасность внутри нашего собственного сердца.

благородный восьмеричный путь, который и обеспечивает этот уравновешенный рост можно суммировать в трех словах; в них заключено все учение Будды о пути: добродетель, медитация, мудрость. Каждый способен практиковать его; но не всякий человек ищет в этой жизни свободы. Счастье в жизни здесь и сейчас, равно как и счастье в следующей и будущих жизнях, представляет собой вполне разумную цель устремления. Сам Будда уподобил дхамму великой реке Ганг, которая естественно течет к океану: точно так же добродетель, медитация и мудрость естественно текут к ниббане.
Дхамма неуловима; хотя она, будучи выражена в высшей степени ясным языком Будды, кажется совсем легкой, чем далее мы ее практикуем, тем более тонким становится наше понимание. Способности постижения при помощи ума утончаются всеми тремя аспектами дхаммы, но в наибольшей степени — мудростью.
И он приводит практикующего к миру. Верно, что самооправдывающая мораль служила основанием для войн и преследований; но эта мораль никоим образом не является «прямым путем»; и практикующие ее, несомненно, не обладают ни мудростью, ни состраданием. Медитация, привязанная к какой-нибудь догматической религии, также способна создавать фанатиков. Но буддийская мудрость заставляет нас проникать сквозь фасад догм и приверженности догмам, видеть в них всего лишь опоры личности, или «я». Итак, дхамма «создает мир», внутренний мир нашего сердца и мир вокруг нас.

Сангха:
это сообщество всех тех людей, которые очистились благодаря практике дхаммы. Это и есть благородная сангха, включающая как мирян, так монахов и монахинь.
Слова «чистая», «с устраненной душевной нечистотой» и «вышедшую за пределы желания» — все они указывают на араханта. Никто иной, кроме архата (или будды, что означает то же самое), не является очищенным; любой другой человек имеет недостатки, грубые или тонкие. Эти недостатки, которые Будда сравнивает с постояльцами в гостинице нашего ума, могут уходить из гостиницы и оказаться неспособными вернуться туда. «Вышедшие за пределы желания», буквально «незапятнанный», «незагрязненный» анасава. Это слово - технический термин, относящийся к тому, кто переплыл океан вожделения. Все силы и способности завоеваны тем, кто более не привязан к страстным желаниям.
Что же тогда это значит — прибегнуть к сангхе, дабы обрести убежище? Разумеется, в конце концов практикующий становится благородным существом — и достигает убежища сангхи внутри самого себя.
буддист показывает, что для него Будда, дхамма и сангха представляют собой одно целое.
Все религиозные традиции ведут к одной и той же цели. Если подходить к религии с мерилом буддиста, она, чтобы оказаться совершенной, должна включать в себя добродетель, медитацию и мудрость. Обычно последователи теистической системы в этом перечне подменяют понятие мудрости понятием «Бога». С точки зрения буддизма, это должно означать, что их медитация привела их к непосредственному переживанию Бога в состоянии джханы, и что они остановились на нем; вместо того, чтобы развивать мудрость, они полагаются на тайну Бога.
Будда, дхамма и сангха — все три суть аспекты просветления, а потому более всего достойны называться убежищами. Из этих трех аспектов один имеет первостепенное значение — это дхамма. Будда подчеркнул это: «Независимо от того, существуют просветленные или нет, есть и это прочное состояние дхаммы, установление дхаммы, закон дхаммы: все обусловленные вещи непостоянны... все обусловленные вещи полны страдания, все дхаммы не есть «я». Эта сущность дхаммы всегда является истинной, независимо от того, будет она раскрыта или нет. Затем перед самой своей великой париниббаной он так обратился к монахам: «Поэтому, каждый из вас должен быть сам себе островом, сам себе убежищем; и не ищите внешнего убежища; а с дхаммой, как вашим островом, сам себе убежищем, и не ищите другого убежища». В конце концов, не Будда и не сангха могут охранить практикующих — их охраняет дхамма в силу самой этой практики. Об этом свидетельствуют слова Будды:
«Несомненно, дхамма охраняет практикующего дхамму.
Хорошо практикуемая дхамма принесет ему счастье;
Практикующий дхамму не приходит к дурной цели;
В этом преимущество хорошо практикуемой дхаммы».

 

Спокойствие и прозрение - Кхантипало Бхикку

Введение
Для чего нужна медитация?

...Воспользуемся другой метафорой: когда люди обладают какой-то сложной машиной, которая к тому же дорого стоит, они тщательно ухаживают за ней, чтобы она не испортилась. Ум-сердце, или «читта» на языке Будды, бесконечно более сложен, чем самые сложные машины; и он требует хорошего ухода, если мы хотим, чтобы он правильно работал. Он также более драгоценен и заслуживает того, чтобы каждый день уходу за ним посвящали некоторое время. Такой уход обеспечивает бесперебойную работу, а это означает уменьшение страдания.
Все эти метафоры: хорошая пища для ума, его купанье, лекарства для лечения и уход за ним для поддержания его в полном порядке — все они указывают на внимательность и медитацию.

Кому хочется быть несчастным? Кто не желает счастья? Но одно лишь хотенье или желание не уменьшит страдания, не приведет к возрастанию счастья. Эти цели достигаются только при помощи внимания, обращенного на ум, ибо эти оба фактора, вызывающие два состояния: счастье и несчастье, — находятся именно здесь. Ни горе, ни счастье не возникают без причин; они не могут существовать, если для них нет причины. Мудрый человек знает эту истину и действует таким образом, чтобы создавать только причины для счастья — своего собственного и других. Наша книга объяснит, как это сделать, следуя стиху учения Будды, получившего название «сердца буддизма»: «Неделанье зла, достижение добра, очищенье своего ума – вот учение просветленных». (Дхаммапада, 183).

При отсутствии страстных желаний мы переживаем так называемое «уединение без обладания», когда более нет никакой привязанности к уму, к телу, к существованию, к повторному рождению; мы ничем не владеем, потому что более нет никакого «я».

Будда, а также монахи и монахини ели все, что им попадалось, и пользовались этой пищей в качестве лекарства, чтобы лечить такую болезнь, как голод. Известно, что Будда ел мясо и разрешал есть его монахам, но при условии, что никто из них не видал, не слышал и не подозревал, что животное убито специально для них.
Относительно домохозяев Будда не устанавливал никаких правил; у них есть деньги, и они могут купить то, что им нужно. Здесь уместно вспомнить, как предмет пищи проникает в каждую популярную религию и зачастую занимает в ней важное место благодаря «пирам» и «постам». Будда не хотел, чтобы его учение стало «погоней за едой».
Вообще говоря, чем сильнее развиты сострадание и любящая доброта, тем меньшую привлекательность имеют те виды пищи, которые включают в себя убийство животных. Но тут необходимо тщательно следить за тем, чтобы вегетарианец не указывал на других осуждающим перстом: это будет лишь отвращением (доша) — вторым из трех корней нездорового образа жизни. Существуют особые отношения к пище, долженствующие подчеркнуть нашу святость в сравнении с другими; но никто не становится более святым в силу того, что ест или не ест какую-то пищу. Надлежит быстро пресекать самую мысль об этом, лишь только она возникнет, поскольку она являет собой чистую гордость; отсекая ее, мы освобождаемся от третьего нездорового корня — от заблуждения, или моха.
В ходе истории в уста Будды были вложены слова, весьма сильно защищающие вегетарианское питание, так что некоторые буддийские группы, главным образом в Китае и Японии, придерживаются строго вегетарианской пищи. Мудрость Будды становится очевидной, если мы примем во внимание условия Тибета и Монголии, где буддисту-вегетарианцу во время зимы пришлось бы очень нелегко!

Нельзя не согласиться с тем, что легче тренировать тело, нежели ум; этот факт, по всей вероятности, объясняет популярность экспериментов с питанием и хатха-йогой. Когда время ограничено, большую его часть нужно отдать медитации, а упражнения ограничиваются несколькими позами для расслабления тела или освобождения его от напряжения.
При чрезмерной практике хатха-йоги появляется склонность гордиться своим телом, что является не преимуществом, а препятствием. Способность производить с телом разнообразные манипуляции как будто отвлекает людей от корня многих проблем — от ума.
(Здесь «дхаммы» суть психо-эмоционально-физические события малой длительности).
..Будда упоминает четыре позы для медитации: ходьбу, стоянье, сиденье и лежанье.

Поза

Подчеркнем первый пункт: медитирующий должен чувствовать удобство в любой из этих поз, а также и в той позе, в какой он сидит. Нет ничего хорошего в том, чтобы мучить себя. Примите какую-нибудь сидячую позу, при которой туловище остается выпрямленным, но без напряжения; нужно держать спину прямой и следить за тем, чтобы мускулы не оказались напряженными. Надо хорошо уравновесить голову на теле, слегка наклонив ее вперед.
Вообще нет какого-нибудь особо важного метода укладки рук, они просто должны быть расслаблены.
Тело выпрямляется вполне естественно вместе с достижением глубокой сосредоточенности, в результате которого наступает освобождение от напряжения. Нет ничего хорошего в том, чтобы делать чрезмерный упор на позу, ибо это означает поместить повозку перед лошадью! Если всегда чистить и полировать повозку, мы будем слишком заняты и не сможем запрячь лошадь.
Усевшись в наиболее удобной позе, которая способствует бдительности, следует сохранять спокойствие. Медитирующий должен походить на массивную глыбу, поставленную на ровном месте. Когда мы прочно заняли такое положение, хорошо принять решение: «Я не шевельнусь в течение всего периода этой медитации!» Если мы движемся, сосредоточенность расстраивается, и мы оказываемся опять на том месте, откуда начали. Если по вашему лицу ползет муха, если случайный москит ищет себе еду, не двигайтесь! Если у вас болят шея, спина или колени, не двигайтесь! Если возникают мысли, вызывающие возбуждение, не двигайтесь! Всегда сидите неподвижно до конца установленного вами для медитации периода времени.
Мириады мыслей, побуждающие нас двигаться, суть всего лишь беспокойства и тревоги. Когда происходят эти явления, следует отмечать их таким образом и ничего не предпринимать по отношению к ним. Если они продолжаются, тогда они могут стать центральным предметом внимательности до самого своего исчезновения. Медитирующий не боится незначительной боли, потому что он культивирует сильный и прочный ум, героический и охотно встречающий лицом к лицу неприятные вещи.

Три убежища

Хотя много людей занято практикой медитации, лишь малое их число имеет прочное убежище в собственном сердце; а это единственное место, где можно найти мир и безопасность. Даже самое возвышенное понятие о « Боге», если о Нем думают как о чем-то внешнем, нельзя назвать надежным и наивысшим убежищем.
Надежное и наивысшее убежище можно найти в собственном очищенном сердце, а сердце можно очистить только при помощи медитации. В той мере, в какой он практикует медитацию, медитирующий может найти в своем сердце некоторую умиротворенность; он обнаружит там некоторое тихое место, куда способен удалиться. Однако такая умиротворенность может быть нарушена переменой во внешних условиях или каким-нибудь эмоциональным кризисом.
Единственное надежное и непоколебимое убежище основано на мудрости, развитой благодаря медитации полное отсечение трех корней нездоровья (алчность, отвращение и заблуждение). Когда они отсечены, когда для них не осталось возможности пускать новые побеги, тогда налицо надежное убежище. Когда эти корни не имеют более никакой власти над сердцем человека, как может оно после этого быть охвачено тревогой? Лишь одно это состояние может быть названо надежным убежищем.

Будда учит нас не верить; он говорит, что существенно важна практика, медитация.
путь Будды содержит наставления о том, как выйти за пределы самих себя, как разрушить привязанность не только к мирским предметам, к особым состояниям медитации и небесным наслаждениям, но также и к тому, чтобы «оставаться буддистом». Только тогда, когда люди добьются конечного прозрения и станут просветленными, их убежище окажется надежным и непоколебимым. Парадоксальным образом такой человек не имеет особой привязанности к «буддизму». Будда называет таких людей «неверующими»; у них нет ни веры, ни верований; они обладают знанием благодаря проникновенной медитации прозрения. Тот, кто верит, все еще не знает.
«Человек, который не верует и знает несозданное, разорвал привязанности, положил конец случаю, отказался от желаний, — поистине благороднейший человек». (Дхаммапада, 97).
Комментарий поясняет: подобный человек не имеет верований, не верит ни во что, потому что сам знает несозданное, ниббану. Он отсек все привязанности и разорвал оковы; его называют героем вследствие его бесстрашных усилий и неустрашимого сердца. Он разрушил все случайности, во время которых может быть создана вредная и полезная камма; архат не создает каммы, так как не обладает представлением о «я»; он изверг из себя все желания, даже благие; он остается полностью лишенным желаний.

Будда:
«Сидящего безмятежно у корней священного бодхи,
Победившего Мару и ряды его полчищ,
Пришедшего к самбодхи [3] — обладающего безграничной мудростью,
Высочайшего во вселенной — такого Будду я почитаю».
Этот перевод традиционного стиха пали говорит нам достаточно многое о Будде и потому может быть использован для описания убежища в Будде. Во-первых, его рисуют сидящим под деревом просветления, бодхи; таким образом, здесь подчеркивается тот факт, что Будда — родился, вырос и достиг просветления как человек, своими собственными усилиями, показав, что подобное достижение возможно и для других людей, если бы он был божеством, в достижении просветления не было бы ничего удивительного, поскольку Бог и божества, согласно теистическим религиям, легко способны совершить многое. Нас вдохновляет то, что он показал нам путь к достижению также наивысшего совершенства в этой самой жизни, если мы сделаем усилие.
Различные мнения и рассуждения фактически являют собой часть наступающих рядами полчищ Мары (букв, «разрушителя»). И эта победа не была дарована Будде каким-то высшим существом; она явилась результатом его собственных усилий, а потому и называется самбодхи, т.е. самостоятельным просветлением.
Свое просветление Будда описал многими различными способами; в одном из таких описаний он отрицал обладание всезнанием, т.е. знанием всего сразу; однако он подтвердил, что, на какой бы предмет ни был направлен просветленный ум, он может познать этот предмет полностью. Таким образом, выражение «бесконечная мудрость» надо понимать в том смысле, что для Будды все было доступно познанию, хотя что-то из этого знания оказывалось бесполезным для практических целей.
чем больше мы практикуем дхамму, тем более находим Будду в своем собственном сердце. Когда все аспекты дхаммы развиты полностью — добродетель, медитация, мудрость, — тогда здесь же налицо и Будда. Как сказал он сам: «Видящий дхамму видит меня; видящий меня видит дхамму». Убежище в Будде становится более прочным по мере того, как все более и более познается дхамма при помощи прямого переживания.

Дхамма:
Благородный Путь из восьми частей, везде пригодный для людей,
Которые ищут свободы, — прямой путь,
Эту тонкую и неуловимую дхамму, обеспечивающую мир,
Уводящую от дукха — эту дхамму я почитаю».
Дхамма — это убежище для каждого человека, потому что она обеспечивает ему безопасность. Слово «дхамма» происходит от корня «дха», означающего «стоять твердо», «быть устойчивым», «держаться». Следовательно, тот, кто занимается практикой, поддерживается дхаммой; такой человек утвердился в добродетелях сердца; его нельзя потрясти, поскольку он опирается на мудрость и понимание. Добродетель создает убежище, потому что при практике пяти заповедей мы избегаем неуверенности, возникающей вследствие их нарушения. Медитация также представляет собой убежище, спокойное и мирное место внутри нашего собственного сердца, которое не потрясут никакие несчастья и тревоги. А мудрость — это основа высочайшего убежища, поскольку она разрывает структуру, составленную из психических состояний заблуждения. Тогда солнце мудрости освещает все сердце, и в нем нигде не остается темноты. Таким образом, дхамма есть убежище для каждого человека независимо от того, в какой мере он ее практикует — много или мало. Однако в большей степени она становится убежищем для тех, кто практикует ее больше, и становится совершенным убежищем для практикующих ее до конца.
Некоторым людям не нравится слово «убежище». Но в «убежище» следует видеть безопасное место, такое место, какое этот преходящий мир не предлагает «где-то там». Лишь благодаря старательному культивированию можно найти безопасность внутри нашего собственного сердца.

благородный восьмеричный путь, который и обеспечивает этот уравновешенный рост можно суммировать в трех словах; в них заключено все учение Будды о пути: добродетель, медитация, мудрость. Каждый способен практиковать его; но не всякий человек ищет в этой жизни свободы. Счастье в жизни здесь и сейчас, равно как и счастье в следующей и будущих жизнях, представляет собой вполне разумную цель устремления. Сам Будда уподобил дхамму великой реке Ганг, которая естественно течет к океану: точно так же добродетель, медитация и мудрость естественно текут к ниббане.
Дхамма неуловима; хотя она, будучи выражена в высшей степени ясным языком Будды, кажется совсем легкой, чем далее мы ее практикуем, тем более тонким становится наше понимание. Способности постижения при помощи ума утончаются всеми тремя аспектами дхаммы, но в наибольшей степени — мудростью.
И он приводит практикующего к миру. Верно, что самооправдывающая мораль служила основанием для войн и преследований; но эта мораль никоим образом не является «прямым путем»; и практикующие ее, несомненно, не обладают ни мудростью, ни состраданием. Медитация, привязанная к какой-нибудь догматической религии, также способна создавать фанатиков. Но буддийская мудрость заставляет нас проникать сквозь фасад догм и приверженности догмам, видеть в них всего лишь опоры личности, или «я». Итак, дхамма «создает мир», внутренний мир нашего сердца и мир вокруг нас.

Сангха:
это сообщество всех тех людей, которые очистились благодаря практике дхаммы. Это и есть благородная сангха, включающая как мирян, так монахов и монахинь.
Слова «чистая», «с устраненной душевной нечистотой» и «вышедшую за пределы желания» — все они указывают на араханта. Никто иной, кроме архата (или будды, что означает то же самое), не является очищенным; любой другой человек имеет недостатки, грубые или тонкие. Эти недостатки, которые Будда сравнивает с постояльцами в гостинице нашего ума, могут уходить из гостиницы и оказаться неспособными вернуться туда. «Вышедшие за пределы желания», буквально «незапятнанный», «незагрязненный» анасава. Это слово - технический термин, относящийся к тому, кто переплыл океан вожделения. Все силы и способности завоеваны тем, кто более не привязан к страстным желаниям.
Что же тогда это значит — прибегнуть к сангхе, дабы обрести убежище? Разумеется, в конце концов практикующий становится благородным существом — и достигает убежища сангхи внутри самого себя.
буддист показывает, что для него Будда, дхамма и сангха представляют собой одно целое.
Все религиозные традиции ведут к одной и той же цели. Если подходить к религии с мерилом буддиста, она, чтобы оказаться совершенной, должна включать в себя добродетель, медитацию и мудрость. Обычно последователи теистической системы в этом перечне подменяют понятие мудрости понятием «Бога». С точки зрения буддизма, это должно означать, что их медитация привела их к непосредственному переживанию Бога в состоянии джханы, и что они остановились на нем; вместо того, чтобы развивать мудрость, они полагаются на тайну Бога.
Будда, дхамма и сангха — все три суть аспекты просветления, а потому более всего достойны называться убежищами. Из этих трех аспектов один имеет первостепенное значение — это дхамма. Будда подчеркнул это: «Независимо от того, существуют просветленные или нет, есть и это прочное состояние дхаммы, установление дхаммы, закон дхаммы: все обусловленные вещи непостоянны... все обусловленные вещи полны страдания, все дхаммы не есть «я». Эта сущность дхаммы всегда является истинной, независимо от того, будет она раскрыта или нет. Затем перед самой своей великой париниббаной он так обратился к монахам: «Поэтому, каждый из вас должен быть сам себе островом, сам себе убежищем; и не ищите внешнего убежища; а с дхаммой, как вашим островом, сам себе убежищем, и не ищите другого убежища». В конце концов, не Будда и не сангха могут охранить практикующих — их охраняет дхамма в силу самой этой практики. Об этом свидетельствуют слова Будды:
«Несомненно, дхамма охраняет практикующего дхамму.
Хорошо практикуемая дхамма принесет ему счастье;
Практикующий дхамму не приходит к дурной цели;
В этом преимущество хорошо практикуемой дхаммы».

 

Глава 3
Четыре основания внимательности

Если мы попытаемся практиковать медитацию, но наша внимательность будет слаба; ум будет страдать от бесконечных отвлечений. В то время как такой «медитирующий» может обладать хоть малым спокойствием, он совсем не будет иметь мудрости прозрения, ибо последняя возникает только при наличии сильной внимательности. Итак, для успеха в медитации практикующему необходим ум, прочно утвердившийся в состоянии внимательности.
Что же это за четыре основания внимательности? Это созерцания тела, чувств, состояний психики и психических явлений. Можно рассматривать их в этом порядке, применявшемся Буддой, который идет от самых грубых аспектов «личности» к тончайшим переживаниям.

1.Созерцание тела

Тело представляет собой наиболее плотный и материальный предмет, считающийся «моим» и «мною». Однако даже одно из созерцаний этого цикла, одно из основных упражнений, оказывается достаточным для достижения просветления; и нет необходимости в том, чтобы каждый практиковал все аспекты четырех созерцаний. Индивидуальные упражнения, такие, как упражнения с внимательным дыханием или внимательность по отношению к чувству, соответствует различным характерам и различным периодам развития.

(а) Внимательность к дыханию
Здесь перед нами налицо телесный процесс, который продолжается день и ночь, начинаясь с рождения, и кончается лишь со смертью. Это идеальный процесс для созерцания, так как его никогда нельзя отбросить. Он может стать — и действительно становится — с нарастанием сосредоточенности — более тонким и поверхностным. Практикующему не приходится прилагать усилия по контролю или задерживанию дыхания.
Естественный характер внимательного дыхания подчеркнут Буддой на первых четырех «ступенях» процесса. В действительности было бы практичнее назвать эту первую тетраду методом культивирования внимательности. Он начинается с осознания «Длинного вдоха» и «Длинного выхода» — т.е. дыхания того вида, который мы, по всей вероятности, имеем в начале практики. Нам не следует думать: «Я дышу длинным дыханием»; должно существовать простое голое осознание процесса.

Во время следующей тетрады, созерцания чувства, дыхание проходит еще через четыре ступени, начиная с переживания восторга, пити. Когда дыхание стало очень тонким, оно может остановиться — или показаться остановившимся; при этом тело оказывается почти незаметным. Единственным легко замечаемым телесным явлением остается чувство восторга, в которое как бы трансмутируется дыхание.
Затем приходит переживание тонкой деятельности читта, т.е. ума-сердца, связанной с дыхательным процессом; наступает также успокоение этих видов деятельности.

Следующая тетрада, созерцание ума, состоит из ступеней, на которых медитирующий переживает радость, сосредоточенность и освобождение ума. Эти три первые четырехступенчатые группы переживаний заняты культивированием спокойствия, тогда как во время последней тетрады, занятой событиями психической жизни, медитирующий развивает прозрение: он созерцает непостоянство, бесстрастие, прекращение жажды существования и отказ от него. Хотя такая схема ступеней находится в проповеди Будды о внимательности и была также тщательно разработана последующими учителями медитации, из этого не следует, что все, кто практикует этот способ медитации, должны пережить каждую ступень: многое зависит от индивида.

При помощи одного лишь этого упражнения медитирующий может пережить как спокойствие, так и прозрение, достичь конечных высот его практики, где оказывается познанной ниббана. Действительно, там говорится, что этим методом пользовался сам Готама, когда он стремился к просветлению; утверждают, что при помощи внимательности к дыханию он достиг конечного и полного освобождения; это весьма ободряющий факт! Кроме того, эта практика является подходящей для всех людей, даже для тех, кто страдает от различных недостатков. Вообще говоря, во время медитации каждый переживает некоторую рассеянность, когда мысли, слова и картины нарушают полноту внимательности ума. Эта практика представляет собой как бы лекарство, излечивающее болезнь рассеянности! И она оказывается вполне пригодной даже когда у нас нет учителя.

(б) Четыре положения тела

Эти положения — ходьба, стоянье, сиденье, лежанье. Здесь этот предмет внимательного осознания оказывается весьма непосредственным, потому что нам всегда приходится находиться в одном из таких четырех положений; но все-таки он нуждается в живой внимательности для поддержания сосредоточенности, поскольку материал упражнения бывает лишь скудным. Практика заключается в отсечении всех видов деятельности и ограничивается одним только осознанием положения тела и констатированием того факта, как оно меняется.
Во время ходьбы внимательность должна быть обращена только на «ходьбу» (а не на то, как «я иду»); то же самое относится и к другим трем положениям. Сиденье представляет собой всего лишь непосредственное соприкосновение тела с подушкой для медитации, стоянье — всего лишь давление тела на ступни и их соприкосновение с землей, тогда как лежанье — это всего лишь неприкрашенное внимание, устремленное на соприкосновение тела с кроватью. Такое упражнение имеет своей целью прозрение, випассана, благодаря виденью только изменяющихся положений, а не «я», которое меняет их; но когда телу приходится оставаться неподвижным, как это бывает при сиденье в медитации, тогда легко заметить наличие боли, дукха. Если нам придется сохранять любую позу в течение длительного промежутка времени, — мы заметим наличие боли, дукха. больной, которому приходилось лежать в больнице в течение целых недель или месяцев, также обладает обширным знакомством с дукха. Из этого состояния выводит только бесстрастное исследование дукха; попытки же притворяться, что она не существует, только повергают нас в новые затруднения!

(в) Полное осознание
(слово «сампаджанна» переводится словами «полное постижение»).
Когда мы хорошо практикуем эти два аспекта, они вполне естественно приводят к третьему — к полному осознанию всего «поля» медитации. Как это знает любой медитирующий, уму достаточно легко соскользнуть с предмета медитации и менее чем за одно мгновенье оказаться далеко от него. Этот вид полного осознания препятствует такому явлению, постоянно укрепляя ум предметом медитации. ...Таким образом, мы не оставляем предмета медитации даже в повседневной жизни.
Но может случиться так, что практикующий почувствует тяготение к «сухому» подходу, свойственному лишь прозрению; в подобном случае у него не будет какого-то одного особого предмета, поскольку все четыре рода внимательности — к телу, к чувству, к психическим состояниям и к психическим явлениям — все стали медитацией. Тогда, благодаря применению полного осознания нашего поля медитации, ум-сердце никогда не отклоняется от медитации, ибо все сделанное познается со внимательностью и прозрением, а при этом укрепляются корни здорового состояния. Опять же, как и в других аспектах, данный аспект приводит практикующего к последнему аспекту — к полному осознанию и к отсутствию заблуждения.
Отсутствие заблуждения означает восприятие следующего факта: все, что мы считаем «своим» или «собой», например, «мое тело», «мои мысли», «мои взгляды», — все это не является нашим, так как в действительности не существует никакого обладателя. Следовательно, это упражнение ведет нас от несколько «мирской» внимательности, связанной с деталями обыденной жизни, прямо к полному осознанию совершенно свободного от заблуждения просветленного ума.
В свете всего сказанного здесь о первом созерцании можно, пожалуй, усмотреть справедливость слов Будды: «Я утверждаю, что внимательность полезна повсюду».