триггеры, частушки и вишнёвый морс

Кстати, протирать бревно салфеткой - в этом он Мастэр. Не поверишь, я видела и как он моет воду!

"Да, конечно, я буду рад услышать твой вопрос".
Всё как и полагается в лучших домах Парижа. Французский Гост.
К слову, не означает ли это, что нам пора бы и в Париж? Я слышала там есть отличный коффа и воздушный курасон


Чорд, рарругу прочитала как рататуй.. Пришлось заново любоваться пейзажем.

"сигара сдержанно болталась в его второй руке," , а третьей он усиленно потел чтобы успеть

"ибо вопросы нравились ему чуть даже больше, чем океан, мохито и табачный морок" и та самая волшебная коряга,


"Гда, мать её, живёт та самая Луна?" ДА! Гдаже та самая её?!

Ещё одна малюська в капле коффа. Минутку и я вновь с тобой, делаю новый шаг

 

Господи, сколько же в людях творчества скрывается....
Это все луна, она такая....заставляет являть все скрытое.

 

Кстати, когда Пелегрино включает свой библиотеку, в руках Амвросия блокнот и честный карандаш.


"-Ты знаешь, Профессор, я что то такое чувствую, точно не знаю, что это такое, но у меня тогда такой вопрос к тебе: - а ты для чего это спрашиваешь?"

В точку! Мы ведь не будем возмущаться на его любимый квинт? Или пора?


"Она там появилась, потому что вам так рассказали..."
Неописуемое дальше...

.

 

Элиэна,

Надеюсь, вы явите свое, я чувствую, вы очень творческая и воздушная.

 

«Иногда кажется, что взгляд изобретает мир. Он словно воссоздавал крошечный отрезок времени, сумевший ослепить его, подчинить себе, раскрыть ему светящуюся тайну встречи, тем более решающей, что она была эфемерной. Беглец. Украли, как только увидели. Итак, чтобы сохранить то, что было моментом прорыва на поля невыразимого, мы пытаемся поймать память. Мы бесконечно пытаемся уловить то, чего уже нет, словно прослеживая эмоцию до ее источника, в безумной надежде восстановить несколько фрагментов…»

Ясность прохождения
Жан-Пьер Спилмон

.

 

Глава 6. Пробуждение.

Я проснулась...за столом. Должно быть задремала самоубаюканная мерным скрипом пера по бумаге. На листе бумаге по прежнему были только строчки: "Что то не пишется, что то не пишется, что то не...".
Призыв Музы не сработал, злодейка так и не явилась. Я тихо рассмеялась.

Вспоминая образы из сна, поразмышляла, чем мог быть навеян этот полет фантазий?
Почему то вспомнился Дали и его картина - "Сон, вызванный полётом пчелы вокруг граната, за секунду до пробуждения".

Может я не писатель? Художник? Взять бы кисть и выразить на холсте всю фантасмагорию моего сна или дать задачку нейросети?

С этими мыслями пересекаю комнату своей огромной питерской квартиры, в холле в отражении большого зеркала вижу, что что то крепко сжимаю в руке.

...разжимаю ладонь...
Ключ из желтого металла. Смотрю в зеркало на свое удивленное лицо, и в отражении вижу - Ключ превратился в Анкх, на мне длинные одежды из мягкого льна безупречно синего цвета с золотой каймой. Я вспоминаю, что когда то уже я носила такой наряд.

Поверхность зеркала начинает оживать, я вижу не себя. На меня внимательно и строго смотрит Божественный Адрогин.

Тонкие вибрации проходят по всему телу, мы - знакомы. В прошлую встречу я не прошла испытание, и тогда тонкие страдания, отразившиеся на лице этого совершенного существа, ранили и меня.

Сейчас я спокойна.

Он приглашает меня следовать за ним. А вот и Дверь...И я бесстрашно шагаю в гладь Зеркала.

Эпилог.

Старинное зеркало в пол в тяжелой оправе из неизвестного металла отражало пустоту квартиры. Тихо тихо тихо. Тишина.

Никто не знает, откуда оно, и кому принадлежало раньше. Каждый новый владелец этой квартиры получал его от прежних хозяев, а те в свою очередь от тех, кто жил до них.
Никто не пытался его передвинуть, продать, заменить другим. Молчаливый свидетель множества историй, что прошли перед его бесстрастным взором. Сменялись эпохи, страны, города, но зеркало всегда оставалось неизменным.

 

Найт, ваш эпилог про зеркало напомнил мне роман Олега Роя « Обняться, чтобы уцелеть» Там тоже повествование ведется о зеркале)) отрывок…
« – Зеркало? – переспросил Леонид, чуть поморщившись. С недавних пор он стал с неприязнью относиться к зеркалам – слишком уж безжалостно они напоминали то, о чем думать вообще бы не хотелось…

– Да. Дизайнеры его оставили, потому что оно очень хорошо сохранилось, хотя ему тоже больше ста, а то и ста пятидесяти лет. Помните, я вам уже рассказывала, что этот дом был выстроен в середине девятнадцатого века князем Загоскиным, двоюродным дядей когда-то очень известного, а сейчас забытого писателя? Но позже князь разорился, его имущество пошло с молотка, особняк стал переходить от одних хозяев к другим…

Эта дежурная лекция уже начала утомлять Леонида. Он сам отворил дверь в последнюю комнату, вошел – и тут же замер на месте. «Бог ты мой, да это же… Я?!»

Навстречу ему из противоположной стены шагнул… он сам. Но только не нынешний Леонид Голубев в возрасте под шестьдесят, крупный промышленник, владелец огромного холдинга, шикарно одетый, в стильных очках, обрюзгший, с морщинами, поредевшими седыми волосами и выпирающим животом, а тот Леня, которым он был более четверти века назад – худой, с пышной шевелюрой и застенчивой улыбкой, в джинсах «Леви Страус» и в тонкой ярко-синей синтетической водолазке, Валечка называла ее цвет васильковым. Точно, эту водолазку подарила Валя на тридцатилетие, они тогда еще только-только поженились! А джинсы привез из-за границы дядя Саша, друг отца… И вот этот самый Леня, в этих самых новеньких джинсах и водолазке, которые давно уже где-то сгнили, теперь открывал дверь в стене напротив и входил в комнату с выражением любопытства на свежем молодом лице. Выражением, которое, впрочем, тут же сменилось удивлением и даже ужасом.
– Едрена мать! – ахнул Голубев.

И он все-таки отважился. Сгруппировался внутренне, точно перед прыжком в холодную воду… и снова заглянул в зеркало.

Он увидел комнату, полуоткрытую дверь, дубовый паркет, лепнину на потолке, белые тисненые обои и выходящее в сад старинной формы окно. Увидел столпившихся охранников и тоненькую фигурку Олеси, повернутую к зеркалу в три четверти оборота. А в центре этой композиции он снова увидел самого себя – но уже сегодняшнего, со всеми современными атрибутами, включая очки, залысины и серый костюм, сшитый на заказ в Лондоне.

Конечно, то, что ему почудилось несколько минут назад, просто обман зрения, галлюцинация – но, черт возьми, какой же явной, отчетливой и реальной она была! Он ведь не просто увидел со стороны молодого себя, он будто бы на миг снова вернулся в те далекие года, в самое начало восьмидесятых, когда не был еще директором Завода, да что там, даже мечтать об этом не смел! Когда были еще живы отец и мама, когда он был с Валечкой и думал, что впереди еще много-много времени…

«А ведь в душе я остался прежним, – пронеслось в голове у Голубева.»

 

Может быть это одно и то же Зеркало?

 

Найт, Вы не против если коснусь одной строки из последней главы?

 

Разрешение выдано всем

 

Найт, спасибо.

"Смотрю в зеркало на свое удивленное лицо, и в отражении вижу - Ключ превратился в Анкх, на мне длинные одежды из ..."
достаточно дословно, один из трёх "сюжетов" моей медитации. Было достаточно давно, на тот момент я не знала, что такое Анкх. Но ключ нарисовала, чтобы не забыть.

 

Анкх превратился в Грааль
Вот так... )

 

Пока не могу открыто и искренне прокомментировать ваше сообщение. Если слегка слукавить, то да, это и часть моей "медитации".

 

Да, конечно. Тем более, многое из подобного, вообще не нужно вслух.

 

Небольшой такой Граальчик)

Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь чтобы видеть ссылки.

 

Был такой учитель Даоинь, запрещал разговаривать после занятия.
Это давало чуточку святости действа.

 

А почему бы и нет….. все возможно в этом мире, если учесть старинность зеркал, которые в себя вобрали многое и несут определенный отпечаток…. связывая два мира…..
)))
«Голубеву казалось, что он воспрял духом, однако отражение в зеркале продолжало смотреть на него скептически. Это выглядело так, словно бы душа Леонида разделилась на две части – одной хотелось действовать, верить и надеяться, а другая отстраненно наблюдала за первой со снисходительной усмешкой: ну-ну, мол, дерзай, увидим, что у тебя получится. И выходило, что зеркало как раз отражало выражение лица именно второй половины. Голубев шутливо погрозил ему пальцем:
– Не балуй!»

 

Это не столько "давало чуточку святости", сколько удерживало от осквернения и потери ценного.
Есть то, что не должно переводиться в слова, даже для себя, ибо огрубляет.
Уметь не расплескать, а удержать в себе. Попутно дисциплинируется Ум.
С этой точки зрения, суть запрещения не что-то дать, а чего-то не лишиться.
В противном случае, малое знание малым и остаётся.